На берегу озера Перетно в Окуловском районе живет 93-летний священник, который прошел всю Великую Отечественную войну и дошел с русской армией до самого Берлина. Перед лицом смерти он дал Господу обет, который исполнил после войны. О своей судьбе рассказывает настоятель храма Святой Троицы в селе Перетно протоиерей Евгений Федоров.
— Отец Евгений, поделитесь, пожалуйста, воспоминаниями о Великой Отечественной войне.
— Через несколько дней после того, как я окончил 9 класс школы города Порхов, началась Отечественная война. В первый месяц войны немцы заняли город. Началась эвакуация населения. Немцы забрали наш дом, и нам с родителями, братом и сестрой пришлось переехать к знакомым. Немцы сразу же начали мобилизовывать местную молодежь на постройку бараков в городе Дно, где располагался их узловой пункт. Вот меня вместе с остальными молодыми людьми туда и отправили. Но бараки я строил недолго. Мы с товарищем совершили побег и прятались от немцев в окрестностях города до наступления зимы. Зимой прятаться было сложнее: на снегу видны следы. Мы знали, что если немцы найдут нас, то разбираться не будут, сразу расстреляют. Поэтому оставался только один выход — пойти в партизаны. Зимой 1941 года мы присоединились к отряду партизан.
И вот я уже будучи партизаном пошел с отрядом на задание. Что это было за задание знал только командир. Мы шли вслепую, чтобы никто из партизан в случае, если он попадет в плен к немцам, не проговорился. Отряд передвигался ночью, так как все дороги охранялись немцами. Вдоль дорог у них стояли деревоземляные огневые точки – так называемые ДЗОТы. Одно шоссе мы пересекли благополучно. А вот когда добрались до железной дороги, то попали под оружейный и минометный обстрел. Нам повезло: местность была болотистая, и мины, попадая в болото, не причиняли нам вреда. Мы прятались по кустам, но зимой кусты не могли полностью скрыть наш отряд. В это время подъехал немецкий бронепоезд и начал стрелять по кустам разрывными снарядами. Потом выскочили солдаты с автоматами и тоже стали стрелять. Я слышал выкрики своих раненых товарищей. Многие погибли на этом задании…
— Отец Евгений, а что произошло с Вами?
— Сначала я полз по земле. Потом встал, чтобы посмотреть, что происходит и на мгновение как будто остолбенел. Мне показалось, что мое тело стало шире раза в четыре, а потом постепенно начало сужаться. Я понимал, что мне надо уходить. Я начал поднимать правую ногу, но она не двигалась и в ней чувствовался сильный жар. Тогда я встал на колени и пополз, руки и ноги тонули в глубоком снегу. На мое счастье мимо пробегала санитарка. Она подбежала и начала снимать с меня валенки. Тут из валенка правой ноги как из кружки хлынула кровь. Санитарка разорвала мои брюки и сделала повязку. Меня посадили на сани. Жутко хотелось пить. Кто-то почерпнул в кружку талой воды. Я приложился, сделал глоток, но тут кружку вырвали из моих рук. Я обернулся посмотреть, кто это сделал, но не увидел. А потом подумал: «Если бы я напился талой воды, то простудился бы». Тогда люди заботились друг о друге…
Приехали мы в какую-то деревню. Нас, четверых раненых, положили в одной избе на полу. Всем очень хотелось есть. Хозяйка дала нам хлеба, а нам и не откусить: зубы-то у всех шатаются от нехватки витаминов. Тогда мы попросили чего-нибудь кислого. Хозяйка принесла нам полное решето брусники. Через некоторое время после того, как мы поели ягод, зубы перестали шататься и мы начали кусать хлеб. Мы лежали и ждали операции. Хирург в деревне был, но не было наркоза. Поэтому он отказался нас оперировать. Ранение у меня было слепое: была раздроблена большая берцовая кость и пуля осталась внутри. Вот так я с этой раненой ногой 3,5 недели и лежал. Рану только обрабатывали Риванолом. Нога распухла и посинела. Все, кто видел мою ногу, говорили, что я останусь без ноги.
— Потом Вас все-таки отправили в госпиталь?
— Да, но добраться до него было непросто. Раненых нужно было переправлять через линию фронта. Нам нужно было перейти через границу оккупированной немцами территории. Это было самое сложное, ведь границы охранялись. Обоз с ранеными поехал ночью, чтобы его не заметили. Мы добирались до места целую ночь. Когда обоз подъехал к железнодорожному переезду, он встал в кустах. Тут немцы запустили осветительную ракету и мы увидели, что на переезде стоит немецкий танк. Когда ракета погасла, нам пришлось повернуть назад в деревню. На следующую ночь некоторые командиры отказались ехать в госпиталь. Тем не менее обоз с ранеными отправился в путь во второй раз. И у нас получилось переправиться через линию фронта.
Вот тут я впервые увидел палаточный госпиталь. В нем было 5 столов, на которых 5 хирургов оперировали больных. Меня посадили на лавочку. В метре от меня на столе проводили операцию по ампутации ноги. Я помню все в мельчайших подробностях. Когда очередь дошла до меня, то главный хирург сказал, что ногу разрежут от колена до щиколотки с двух сторон, так как ранение было слепое, а рентгеновских снимков не было. Тут я ему и говорю: «Мне вот здесь больно!» И показываю на большую берцовую кость. Он дает указание хирургам: «Где он показал, там и режьте!»
Когда я отошел от наркоза, то не понимал где нахожусь и не мог пошевелиться. Я открыл глаза и первое, что захотел узнать — ампутировали мне ногу или нет. Я попытался поднять голову, чтобы увидеть свои ступни. И тут медсестра прижала мою голову к столу. Как я узнал позже, после наркоза нельзя поднимать голову, потому что может начаться тошнота. Тут я перестал сопротивляться, а потом, как только медсестра убрала руки, рывком поднял голову и увидел две ступни. Только тогда я смог успокоиться: Господь уберег мою ногу! И я потом с этой исцеленной ногой отслужил Господу 56 лет!
— Что повлияло на Ваше решение стать священником?
— После ранения я пошел в связисты. В начале 1945 года во время операции по освобождению Варшавы наши радисты не вернулись с задания. Меня и моего товарища Трофима Мустикова отправили на их поиски. Очень важно было найти радистов, потому что у них находилась радиостанция. Потеря радиостанции во время войны грозила потерей связи с остальными войсками и трибуналом для командира. Мы дошли до места, где должны были располагаться радисты, но их там не оказалось. Вот идем мы вдвоем с товарищем, а у нас в руках только винтовки. И я понимаю, что если немцы нас увидят, то винтовки нам не помогут. В голове вертелись разные мысли. Я не знал, что где-то на Земле идет мирная жизнь. В тот момент мне казалось, что весь мир утонул в войне и она никогда не закончится. И я был уверен, что не сегодня, так завтра меня убьют, потому что враг сопротивлялся очень жестко. Я шел и разговаривал с Богом вслух: «Господи, какая будет жизнь на Земле после войны? Прошу, оставь меня в живых, чтобы я смог ее увидеть!» А после просьбы сам себя спросил: «Как же так, я Бога то об этом попросил, а чем смогу Его отблагодарить?» И сказал: «Послужу тебе, Господи!»
Когда закончилась война, мы с семьей вернулись в Порхов. Отец взял ссуду, купил участок и построил дом. Родители ходили в храм Иоанна Предтечи и я с ними. Как-то раз мы пришли в гости к настоятелю храма отцу Николаю, а у него в это время был странствующий старец Феодор. Отец Николай сказал мне: «Пригласи-ка этого старичка к себе домой погостить». Я согласился. Вот сидим мы как-то со старцем в саду, беседуем. И тут он как спросит: «А хотел бы ты стать священником?» А у меня в голове и мыслей таких не было. Я не знал, как ему ответить и промолчал. Мы продолжили беседу. И вдруг он посреди беседы неожиданно говорит мне: «Хочешь, не хочешь, Бог призовет — пойдешь!» Точно так оно и получилось в дальнейшем.
— Когда Вы стали священником?
— После этих слов старца прошло много лет. Я начал часто ходить в храм. Мне там нравилось. Стал общаться с порховским духовенством. В то время я работал в Бюро инвентаризации сначала техником, а потом контролером. Летом 1958 года я принял решение получить духовное образование. Я сдал дела в конторе и отправился в Семинарию Троице-Сергиевой Лавры, но не поступил, так как документы на обучение уже не принимали. Я вернулся в Порхов и поступил опять в Бюро. Когда вышестоящие начальники узнали, куда я ездил поступать, то издали приказ о моем увольнении. Тогда отец Николай сказал мне: «Что ты без работы болтаешься? Поехали со мной!» Вот поехали мы с ним в Боровичи. Там встретились с епископом Новгородским и Старорусским Сергием (Голубцовым). Тогда в 1959 году было решено рукоположить меня в диаконы в Никольском соборе Новгорода. А через неделю в Боровичах на праздник Крещения я был рукоположен в священники. Тогда делали все быстро, потому что власти могли помешать хиротонии. Я проходил практику в течение месяца, а после мне дали приход в деревне Марково Мошенского района. Какое-то время мне пришлось поскитаться. Храмы, в которых я служил, закрывались властями. Последнее место моего служения самое любимое. Это храм Святой Троицы в селе Перетно Окуловского района. Там я прослужил Господу около 40 лет.
— Спаси Господи за беседу!
За всю свою жизнь отец Евгений был награжден 23-мя знаками отличия, в том числе орденом святого равноапостольного князя Владимира III степени и орденом святого равноапостольного князя Владимира II степени. Причем последним знаком отличия награждаются только архиереи. Ходатайство от епархии было подано на орден святого князя Александра Невского, но Патриарх наложил резолюцию именно на награждение орденом князя Владимира II степени. Также священник награжден епархиальной медалью святого праведного Иакова Боровичского Чудотворца. Отец Евгений имеет медаль почетного гражданина Окуловского района, а также орден Отечественной войны II степени и медали: Жукова, за отвагу, за взятие Варшавы, за победу над Германией, за взятие Берлина и другие военные медали.
